Закончив говорить, он поклонился в пояс, признавая свою вину, и долгое время после этого оставался в такой позе.

С чьих-то губ сорвался вздох сожаления. Многие были удивлены ошибкой дворецкого, который всегда так мудро и разумно управлял поместьем.

Арья смотрела на него, не зная, что делать: наказать или помиловать.

Он никогда не был дружелюбен с графиней или Арьей, но всегда сохранял нейтралитет и прекрасно выполнял свою работу. Он не принимал ничью сторону и потому не мешал ей.

«Пощадить?»

Большинство людей в поместье очень доверяли дворецкому, и если Арья встанет на его сторону, то это сыграет ей на руку.

– Этот человек всегда выполняет свою работу безупречно, и у нас нет причин подозревать его. Я могу лишь предположить, что кто-то осуществил заговор за его спиной. Уверена, что кто-то просто хотел мне навредить, и это разбивает мне сердце.

Когда Арья наконец высказалась в его защиту, дворецкий вздрогнул. Он совсем не ожидал, что она поможет ему. Таким образом с него снималась ответственность, а вся вина перекладывалась на кучера.

Арья взглянула на Миэлль, которая застыла в углу, в нескольких шагах от графини.

«Итак, сестра. Как ты собираешься выпутываться из этой ситуации?»

– Думаю, нам стоит позвать гвардейцев, – произнесла Арья и вздохнула, словно у нее не было другого выхода.

– Гвардейцев? – изумленно переспросила графиня.

– Если кучер намеренно выбрал сломанную карету, это означает, что он хотел причинить мне вред. Мне удалось благополучно добраться до поместья, но ведь та карета могла в любой момент рухнуть на меня и убить. К тому же, – Арья обвела взглядом собравшихся, – если дворецкий ни о чем не знал, кто-то очень хорошо все спланировал.

Такое умозаключение привело всех в ужас, но слова звучали правдоподобно: кто-то настолько ненавидел Арью, что решил подстроить аварию.

Конечно, в карете не хватало лишь нескольких деталей, и такая поломка вряд ли могла привести к серьезному происшествию. Однако об этом знали лишь несколько человек. Никто не осмелился встать на защиту кучера. Они боялись, что все действительно было так, как описала Арья.

Никто, кроме Миэлль, которая все и подстроила.

Сначала она молча наблюдала за происходящим со стороны, но потом решила заступиться за подозреваемого:

– Матушка… Арья. Не кажется ли вам, что это уже слишком – вызывать гвардейцев? Этот человек уже скоро должен выйти на пенсию, он мог чего-то недоглядеть. К тому же никто не пострадал…

Да, кучеру действительно скоро пора на отдых. Можно было предположить, что из-за старости у него появились проблемы с памятью и он перепутал кареты.

Слова Миэлль звучали убедительно: никто не пострадал, и экипаж вернулся в поместье целым. Если не считать сильного дребезжания и того, что кучер не отчитался перед госпожой, большой вины на нем не было.

В карете нашли поломку, но недостаточно большую, чтобы привести к серьезной аварии. Поэтому можно было проявить милосердие и просто немного наказать кучера. Возможно, снизить зарплату?

Миэлль, похоже, рассчитывала на простое разрешение ситуации. Это ведь была всего лишь небольшая шутка! Способ насолить злодейке, которая попыталась украсть ее суженого. Однако Арья не собиралась спускать все на тормозах.

Почему? Она хотела показать всем, как опасно связываться с ее глупой сестрой и выполнять ее поручения. Чтобы никто больше и думать не смел помогать ей.

– Миэлль, ты же понимаешь, что случись что-то, то я могла бы умереть?

– Но ведь в карете была лишь небольшая поломка? Она благополучно вернулась домой.

Арья с трудом сдержала мгновенный прилив радости от такого уверенного тона сестры и с удивлением спросила:

– Миэлль, а ты об этом откуда знаешь?

Как она могла знать, что карета была не в таком плохом состоянии? В случае, если бы в экипаже отсутствовали крупные детали, а не мелкие, это действительно могло привести к серьезной аварии. Однако никто не обсуждал вслух, что в карете не было именно мелких деталей. Так откуда Миэлль об этом знала? Как глупо – попасться вот так!

Сестра поняла совершенную ошибку, и на ее лицо тут же легла тень. Арья смотрела, как она сжимала руку своей верной горничной Эммы, и жалела, что не может схватить и выкрутить ее.

– Так откуда ты об этом знаешь?

– …

Миэлль закусила губу, так и не придумав, что ответить. Эмма шептала что-то невнятное хозяйке, которая дрожала, как неоперившийся птенец. Женщина выглядела серьезной, явно пытаясь подсказать Миэлль, как выпутаться из сложившейся ситуации.

Арья внимательно наблюдала за ними. Конечно, вскоре сестра начала оправдываться за свои слова:

– Я просто говорила о последствиях, сестренка. Раз ты не пострадала, то с каретой все наверняка было не так уж и плохо.

– Да, Миэлль. В твоих словах есть доля истины.

Взгляд графини метнулся к Арье, когда та внезапно отступила. Она гадала: что задумала ее дочь? Арья слегка нахмурилась, а затем объяснила, почему согласилась с Миэлль:

– Но не стоит забывать, что я могла серьезно пострадать. Сегодня мне просто повезло, но кто знает, что могло бы произойти?

– Д-да, ты права, – ответила Миэлль, немного поколебавшись.

Не согласись она с Арьей сейчас, это означало бы, что она продолжает защищать очевидно провинившегося кучера. Она не могла себе этого позволить.

– Хорошо, что в этой карете оказалась я… Только представлю, что на моем месте могла быть ты… и мне сразу становится дурно.

«Поэтому очень странно, что ты защищаешь этого кучера. Слышишь меня? Ты должна быть на стороне своей единственной сестры. А теперь своими руками накажи человека, которого ты заставила совершить преступление».

Она надеялась, что эта история закончится именно так.

– …

Ловушка, которую расставила для нее Арья, не позволила Миэлль ответить. Согласись она с сестрой, это означало бы предать кучера, а отрицание вызовет у всех ненужные подозрения.

Так что же предпримет Миэлль?

Лицо кучера уже стало настолько бледным, что напоминало труп. Он не решался оправдываться и просто ждал приговора.

Арья спрятала лицо в подол маминого платья, притворяясь, что вытирала слезы, которые еще не успели пролиться. На самом деле, она скрывала вырывающуюся наружу улыбку. В зале стояла оглушительная тишина, но Миэлль продолжала хранить молчание.

Графиня давно поняла, что ее коварная дочь что-то замышляла, и молча наблюдала за ней. Было очевидно, что она задумала что-то, хоть женщина и не подозревала, что именно.

Арья, которая прятала свою радость и торжество в подоле платья графини, с угрюмым лицом повернулась к сестре:

– Ты ведь тоже так думаешь? Правда, Миэлль?

– …Да.

– Ну, раз так, тогда давай попросим нашу добрую матушку вынести справедливое и мудрое решение.

Справедливое и мудрое. Родная мать Арьи, безусловно, была на ее стороне. Она сделает все так, как попросит дочь.

Миэлль ничего не ответила. Ее ресницы дрожали, а губы были сжаты, когда Арья спросила:

– Что ты об этом думаешь?

«Давай, вышвырни кучера собственными руками! Накажи человека, который трудился ради тебя!»

Грустные глаза Арьи загорелись огнем. Они были похожи на глаза змея, предложившего яблоко первым людям. Безумие в ее взгляде подтолкнуло Миэлль, и ей ничего не оставалось, кроме как вкусить запретный плод.

– Да, думаю, это правильное решение.

Ноги кучера подкосились, и он опустился на пол. Эмма, служанка Миэлль, крепко схватила хозяйку за плечи и скрылась с ней за углом.

У Арьи возникло искушение поаплодировать собравшимся за то, что они досмотрели спектакль до самого конца, но она сдержалась и слабо и тоскливо улыбнулась. В ожидании справедливого решения матушки.

Вынесение приговора было отложено до следующего дня.

Стояла уже глубокая ночь. Откладывать было незачем, но графиня, желая придать своему решению видимость глубокого раздумья, заявила, что объявит обо всем утром. Хотя исход и был предрешен.